Геннадий Бурбулис, экс-Госсекретарь РФ: Если бы после распада СССР ядерные боеголовки остались в Белоруссии, Казахстане и на Украине, все могло бы быть...

- Геннадий Эдуардович, вас обычно всегда вспоминают в декабре, в годовщину распада Советского Союза. Читаю интервью в «Комсомолке» Станислава Шушкевича, экс-председателя Верховного Совета Белоруссии, и вот он говорит, что именно вы «задали тон» в декабре 1991-го в резиденции в Вискулях. «Перед началом нашего обсуждения, - вспоминает Шушкевич, - он (то есть - Бурбулис.- А. Г.) сказал: «СССР как геополитическая реальность и субъект международного права прекращает свое существование». Так ли это было? И только ли в констатации - все дело?

- На самом деле, так все и было. Только там порядок - обратный: «Союз ССР как субъект международного права в геополитической реальности прекращает свое существование». Потому что ключевым признаком все-таки является субъектность, с точки зрения конституционных норм, международных норм. Но это такой нюанс.

- Ну, понятно...

- А сущности уважаемый коллега и соратник мой, хороший друг Станислав Станиславович (Шушкевич. - А.Г.) говорит все как было, говорит правду.

Можно только немножко (немножко?- А.Г.) погрустить относительно того, что 8 декабря 1991 года было нами совершено, нами задумано и реализовано.

И с подписанием соглашения о Содружестве независимых государств, известным в истории как Беловежское, изменилось принципиально содержание и перспективы мирового сообщества. Перестала существовать империя советская – наша Родина, Советский Союз, которая десятками лет добивалась мирового господства, которая активно участвовала не только в холодной войне, но и во множестве горячих военных конфликтах...

- В Великую Отечественную советские люди защищали свою Родину!

...Но - самое обидное, самое горькое то, что была опустошена родная страна, и экономически, и духовно, и по-человечески, и нравственно.

Великая российская культура, огромная перспективная российская экономическая мощь были истощены настолько, что… Особенно после августа 1991 года, после путча (речь о ГКЧП.- А.Г.), уже эволюционная трансформация советской империи, к огромному сожалению моему, огорчению моему, оказалась невозможна.

И именно 8 декабря 1991 года вот эту обидную, горькую истину нам удалось не только пережить, но и ответственно, я не постесняюсь сказать, мужественно и мудро преобразовать.

- Объясните, пожалуйста...

-...И подписанием Беловежского соглашения - с упразднением Советского Союза как субъекта международного права - нам удалось предотвратить кровавый передел советского наследства в условиях бессильной власти...

- Насчёт бессильной власти - согласен.

... и неуправляемости процессов.

Нам удалось согласовать и быстро реализовать передачу арсеналов ядерного оружия Украиной, Белоруссией и Казахстаном - России. И Россия стала правопреемником Советского Союза в Совете Безопасности и в системе ядерных держав.

- А что, могли не передать, что ли?

- А почему? Просто - можно думать еще более жестко. Представим на секунду, что все эти годы ядерные боеголовки были бы и у Белоруссии – у Лукашенко, и у Назарбаева – Казахстан, и в Киеве, на Украине.

Представляете, какое было бы сложнейшее испытание на фоне таких арсеналов?

Конечно, могли быть другие подходы. Но, мне кажется, этот вопрос - о целесообразности арсеналов ядерного оружия, - он просто совпадал с самой ключевой идеей беловежского консенсуса...

- И - что? Ни Шушкевич, ни Кравчук, ни Назарбаев… Назарбаева там с вами, правда, не было.

- Назарбаев тут же подключился - 12 декабря.

- Они что - не настаивали, чтобы ядерные боеголовки у себя оставить?

- Нет. Такой даже дискуссии не было. Потому что все понимали, что это не только потенциальная мощь, но это огромное обременение, это огромные расходы, это, в том числе, и риск. Потому что оружие тонкое, требующее чрезвычайно высокой квалификации. И все связанные с этим обстоятельства.

- А под «кровавым переделом» вы имеете в виду то, что могла бы гражданская война быть?

- У нас, к сожалению, остается в памяти пример Югославии. Несмотря на то, что это было уже потом.

Нам нельзя ни на секунду забывать, что Советский Союз уже был пронизан этими вспышками конфликтов кровавых. И Карабах, и Сумгаит, и тбилисская история, и прибалтийские истории. Поэтому, уже так или иначе, назревало опасное насыщение этих конфронтационных и конкурентных, и во многих отношениях - болезненных столкновений, при такой позорной беспомощности советского партийного руководства... Не только с этим что-то сделать, но и понять причины, понять уже накопившуюся, в данном случае, боль - за несправедливость и за все, что обостряется, когда режим силовой ослабевает, и всегда появляются те, кто пользуется этой слабостью.

Но нам повезло, согласитесь. Потому что, наша огромная территория и наша многоликая, многомерная среда социально-национальная - она удержала от соблазна какой-то такой целенаправленной агрессии извне.

- Вы так считаете?

- Наш распад – это был процесс нашей собственной уже судьбы. И каждая бывшая республика Советского Союза вынуждена была этой испытание переносить, уже как бы опираясь на свои силы.

Никто целенаправленно не стремился погрузиться в наши пространства, в наши богатства.

Наоборот, мы-то считали, и я постоянно это подчеркиваю, что, когда 8 декабря мы подписали Беловежское соглашение, а уже 21-го к нам, в качестве соучредителей, вошли в Алма-Ате еще 8 республик, и документы наши учредительные демонстрировали нашу полную открытость всем базовым ценностям современного демократического и правового конкурентно-добросовестного развития.

- А если бы Советский Союз распадался не мирно, а с какими-то трениями, с большими проблемами, - могло бы так случиться, что какое-то из государств, отколовшихся, оставило бы у себя ядерные боеголовки и было бы ими вооружено?

- Вопрос такой, я бы сказал, во многих отношениях риторический. Наверное, могло. Потому что ни опровергать, ни подтверждать эту перспективу мы с вами не можем. Все могло быть...

И уроки декабря 1991 года должны нас объединять, сплачивать, и ни в коем случае не поддаваться какому-то отчаянию и сидеть уже в грусти, в тоске, в безнадежности.